Французская живопись с XVI по XVIII вв.
V - Никола Пуссен

6 - Техника и манера

Красочность Пуссена, действительно, не того поразительного сти­хийного характера, каким отличается живопись венецианцев или Ру­бенса; краски у него никогда не цель, а средство; они всегда подчи­нены его поэтической мысли. Но от этого до отрицания в нем само­го чувства красок и тонкого уменья ими пользоваться — еще далеко. Можно также сказать, что краски у Пуссена восходят к образцам ве­нецианским и фламандским. Однако, как он слагает в гармоничные и чарующие целостности эти заимствования, как он выдвигает, смот­ря по требованиям задания, тот или иной тон, это принадлежит все­цело ему. И в красках меньше всего чувствуется у Пуссена рассудоч­ность, нередко вредившая композитору-Пуссену. Здесь он освобож­дает себя, отдается интуиции, причем мы нигде не найдем в его живописи легковесной игры красивыми колерами, столь характерной для эклектиков-виртуозов.

Да и самая техника дает Пуссену право на зачисление в великие живописцы. Пожалуй, даже в технических приемах Пуссен обнару­жил наибольшую .самостоятельность. Его картину всегда отличишь от произведений бесчисленных подражателей не только по изумитель­ному ритму композиции, по уравновешенному построению масс, по красивой светотени, но и, главным образом, по его кисти — «прият­но-тяжелой», по «солидной» манере, соединяющей свежесть с мето­дой. Сочностью, густотой и плотностью техники Пуссен выдает свое происхождение с севера, свою зависимость от Фландрии, в частно­сти, от наставлений своего учителя Варена⁵⁸. Но француз — характерное для француза примирение германских и латинских начал — ска­зывается в той мере, которую и в данном случае умел хранить Пус­сен, обуздывавший мгновенные прихоти, подчинявший все раз уста­новленному порядку и все же не впадавший при этом ни в сухость, ни в мертвящую расчетливость.

Н. Пуссен. Апполон и Дафна. Рисунок к картине, находяще

Популярность Пуссена выросла за последние годы чрезвычайно, но ей, нам кажется, определено еще расти, ибо только современная ост­рота сознания способна разобраться в кажущихся и в действитель­ных противоречиях, содержащихся в его творчестве. Лишь при на­шей изощренной гибкости удастся его вполне отделить и от болон-цев (в частности, от Доменикино, перед которым Пуссен сам открыто преклонялся) и от его педантичных последователей, послуживших с течением времени к его дискредитированию⁵⁹. Лишь теперь удается перевести остроту внимания к его творчеству с моментов, почитав­шихся им самим за существенные, на другие, определение которых ускользало из-под собственной его оценки. Мы подходим к разгадке того, чем был на самом деле Пуссен.

Уяснилась за последнее время и изолированность мастера среди его современников. У Пуссена-эклектика и «академика» показывает столь ясное лицо, что смешать его с толпой других умных и ученых масте­ров нет возможности. И достоинствами и недостатками он резко от­личается от всех, то выказывая себя гениальным поэтом-живописцем, то впадая в странную, но чарующую в своем роде наивность.