Том 4
История живописи
Партнёрские ссылки:

Испанская живопись с XVI по XVII век
X - Бартоломе Эстебан Мурильо

4 - Работы Мурильо в Эрмитаже

не во плоти рожденные и однако всей радостью плоти обладающие дети носятся веселыми роями вокруг его Мадонн, а к святому Анто­нию Падуанскому, к этому самому доброму из святых католической церкви, спускается, как царь, как Бог и как лучший друг, малый ре­беночек, окруженный сонмом ликующих, поющих осанну сил небесных66. Действительно, Мурильо женственен, его искусство выдает ка­кую-то чисто женственную мягкость, но под этой мягкостью живет опять-таки чисто женская сила любви — такие порывы нежности, каких не найти ни в ком из живописцев всех времен, если только не вспомнить еще о Беато Анджелико или, отчасти, о Рембрандте.Искусство Мурильо очень ровное и безмятежное, и в целом оно проникнуто одним настроением. Но на этом общем фоне можно все же различить несколько колебаний, несколько фазисов. Вначале Му­рильо ограничен в средствах и приемах; он робко изучает натуру и осторожно переносит ее в свои композиции. Затем наступает период освобождения; появляется большая ясность в красках, большая на­лаженность в технике, причем все определеннее сказываются фламан­дские влияния. Наконец, заключается творчество мастера рядом про­изведений, в которых он вполне овладевает композиционными зако­нами «лада», и в то же время краска его, и без того не отличавшаяся цветистостью, становится несколько тусклой и условной.

Русским людям, чтобы познакомиться с творчеством Мурильо, не нужно предпринимать далекого путешествия в Севилью и в Мадрид. Эрмитаж обладает рядом самых разнообразных и характерных произ­ведений мастера, вошедшего в европейскую моду в XVIII в., и среди

семнадцати вполне достоверных картин имеются три подлинных ше­девра, три жемчужины, заставляющие умолкнуть голос самой озлоб­ленной критики и свидетельствующие о том, что перед нами не толь­ко грациозный упадочник, заслуживший признание толпы, но и под­линный большой поэт и восхитительный живописец67. Эти картины рисуют нам как глубокое чувство Мурильо, так и его изумительную художественную культуру.

Примечания

66 В биографии Мурильо любопытен инцидент с заказом мастеру серии картин, в которых пейзажи должен был написать Ириарте; работа не подвигалась с места из-за спора сотрудников, кому начинать; наконец Мурильо исполнил заказ один, причем изменились и самые сюжеты (художник написал эпизоды из «Истории Иако­ва» вместо «Истории Давида»), и меценат, которому картины предназначались (вме­сто того, чтобы достаться маркизу de Villa-Manrique, они достались маркизу де Сан­тьяго). Как раз исключительная красота пейзажа этих прекрасных произведений делает непонятным, почему Мурильо мог вначале допустить сотрудничество ловко­го, изящного, но поверхностного маньериста, как Ириарте, а также почему вообще Мурильо пейзажу уделял в своих картинах так мало места. Кроме картин с «Исто­рией Иакова» (две из них, по счастью, достались Эрмитажу), значительные пей­зажные мотивы, почти всегда выдающие, как все испанские картины, определенно фламандские влияния (типа Момпера), содержат всего лишь четыре произведения мастера: «Молитва блудного сына» у Отто Бейта в Лондоне, «Чудо с хлебами» в севильской Caridad, «Исцеление хромого св. Фомой» в Мюнхенской Пинакотеке (площадь города), «Милостыня св. Фомы» у герцога Норсбрука (церковь). Помяну­тый только что пейзажист Ignacio Iriarte, уроженец провинции Гвипускоя, родился в 1620 г., прибыл в Севилью двадцати двух лет и застал еще старшего Эрреру, к которому он и поступил; с 1660 по 1669 гг. Ириарте значится секретарем только что основанной Академии; умер он (в Севилье?) в 1685 г. Четыре картины его в Прадо; в Эрмитаже ему приписывается пейзаж из римской Кампаньи с фигурами пере­правляющихся вброд пастухов, явно заимствованными у Берхема.

Ближе к ван Дейку (и «через ван Дейка» к итальянцам) стоит «От­дых на пути в Египет» — картина, чарующая как абсолютной нала­женностью своей композиции, так и теплым тоном, а также нежной техникой, достигающими того самого рубежа, за которым начинает­ся приторность. Более испанцем выказывает себя Мурильо в «Благо­словении Иакова», где библейское настроение передано с единствен­ным в своем роде совершенством в суровом, грозовом, пепельно-се­ребристом пейзаже и в прекрасной, достойной Рембрандта, группе старца-патриарха, возносящего руку над любимцем Ревекки68. Нако­нец, третий шедевр Мурильо в Эрмитаже — «Св. Антоний», одна из гениальнейших страниц католической поэзии. Из вариантов Мури­льо на тот же сюжет особенной пышностью отличается экземпляр Се-вильского собора — гигантских размеров апофеоз, в котором, в виде исключения, художник уходит из области интимных переживаний и передает настроение «небесного праздника», залитого потоками све­та и музыки. Но эрмитажная картина лучше рисует самую душу ху­дожника. Вживаясь в эту картину, веришь ей вполне и заражаешься экстазом лилейно-чистого францисканца, удостоенного посещения самого Спасителя, который принял образ ребенка для своего явле­ния перед святым, «всецело ушедшим в думы о детстве Христовом, о любви Христа к детям, о Царствии Божием, уготованном для тех, кто сохранит в себе детство».

67 Среди других картин в Эрмитаже одна ранняя — «Рождество Христово» — ус­танавливает связь Мурильо с Риберой.

68 Влияние Мурильо в большей или меньшей степени сказалось на всех совре­менных ему испанских художниках и даже на мощном Сурбаране и на вполне уже зрелом Кано, бывшем на много лет старше своего товарища. Ряд художников явля­ется прямыми, а иногда даже рабскими подражателями излюбленного мастера, и несомненно, что именно их работы во многих музеях, и особенно в частных кол­лекциях, носят почетное имя Мурильо. В эту группу «мурильесков» входят: Francisco Meneses Osorio (1630—1705?), окончивший по смерти своего учителя большой ре-табль с «Браком св. Екатерины» в церкви капуцинов в Кадисе (ему едва ли пра­вильно приписывается у гр. Шуваловой небольшая картина «Младенец — Спаси­тель», принадлежащая скорее к кругу юности Веласкеса; в музее Севильи кисти Осорио принадлежит «Кирилл Александрийский на Эфесском соборе»), невольник Мурильо Esteban Gomez «el Mulato», умерший в один год со своим господином, «его кисти принадлежит благородная, по оценке А. Л. Майера, «Мадонна» в сакри­стии «de los Calices» в соборе Севильи и «Зачатие» в музее), оба Marquez'a — Fernando и его племянник Esteban (в университете Севильи кисти Эстебана М. принадлежит большое «Чудо с хлебами»), Juan Garzon, Juan Simon Gutierez, уроженец Кордовы и ученик Ф. Риси Juan Antonio Escalante (1630—1670; «Непорочное зачатие» в Буда­пеште, сомнительный «Св. Иосиф» в Эрмитаже, картины в Дрездене, в Гааге, в мадридских церквях S. Miguel и Espirita Santo, в Прадо, — среди последних «Три­умф Веры», 1667 г.), уроженец Гранады Juan de Sevilla Romero-y-Escalante (1627— 1695), Francisco и Andres Perez (произведения их в музее Севильи), Francisco Antolinez (племянник Хосе Антолинеса, о котором речь впереди; Франсиско был юристом и занимался живописью лишь между прочим; ему в Эрмитаже приписывают испол­ненную уже в «духе рококо» картину «Пляска крестьян»), Bernardo Germano de liorente «de las Pastoras», Alonso Escobar и, наконец, наиболее даровитый из всех — уроженец Арасены в Уэльве — Alonso Miguel de Tovar или Tobar (1678—1758), не за­ставший в живых Мурильо, но сумевший выработать на копиях с любимого масте­ра и на реставрации его произведений необычайно близкую к нему манеру; Тобару было поручено королевой Изабеллой в 1729 г. приобрести в Севилье возможно боль­шее количество произведений Мурильо, который был вполне оценен (наравне с двумя другими «предвестниками рококо» — Корреджо и ван Дейком) лишь в XVIII в. Произведения Тобара находятся в соборе Севильи, в Академии San Fernando; в Эр­митаже мастеру приписывается портрет ребенка в образе Бахуса и, без основа­ния, — «Младенец-Спаситель».

Рейтинг@Mail.ru
Электронная интернет версия работы Александра Бенуа "История живописи" 2009 г.