Нидерландская живопись в эпоху ренессанса
IV - Разрушение стереотипов

5 - Мартин Гэмскерк

В творении Мартина "наивность неумения" заменяется какой-то "наивностью чрезвычайного усердия". У него мы встретим на картинах все отличительные черты итальянского стиля живописи, но каждая черта перешла к нему в какой-то утрировке. Гэмскерк пробует свои силы в передаче sotto in su, согласно формулам Мантеньи и Мелоццо⁴³, в изображениях нагого тела он до смешного разрабатывает мускулатуру; он громоздит закругленные группировки, испещряя их конвульсивно-порывистыми жестами во вкусе Микель Анджело. Тем не менее, при всей своей подражательности и всех своих недостатках, Гэмскерк большой художник, он один из самых выдающихся красочников XVI в., обладающий своеобразной светлой и прозрачной гаммой, и в то же время он до чрезвычайности находчивый композитор. При том колоссальном количестве картин и особенно рисунков для гравюр⁴⁴, которые им исполнены, не мудрено, что весьма многие среди них только схоластические упражнения, часто выдающие рутину и спешку; но немало среди произведений Гэмскерка и таких, которые могли самого Рубенса направить на обретение его сияющей и цветистой палитры, и огромную роль в деле перевоспитания вкуса в Нидерландах сыграли общедоступные гравюрки мастера с сюжетами из Священного Писания и древней мифологии, расходившиеся по рукам и возбуждавшие юные воображения целым миром новых форм.

В истории пейзажа Гэмскерк также играет немалую роль. Следует отметить затейливость его архитектурных построений, если и имеющих зачастую мало общего с теми античными сооружениями, которые они должны изображать⁴⁵, то все же полных какой-то сказочной прелести. Прямо жутким представляется Гэмскерк в серии иллюстраций, посвященных проявлению Божьего гнева, ниспровергающего огромные башни, обелиски, базилики и храмы. В шедевре мастера, в алтарных створках Гаагской галереи (1546 г.) он воздвигает в безупречной перспективе прекрасные портики и затейливые руины⁴⁶; в "Крещении" Лилльского музея он изображает горный пейзаж, который мог служить соединительным звеном между пейзажами Скореля и Бриля; в картине Гарлемского музея "Добрый самаритянин", приписываемой Гэмскерку, мастер дает широко раскинувшуюся панораму Рима, и т. д. Нельзя, наконец, не отметить тех эффектов освещения, которые он решился воспроизводить, усиливая ими настроение, требуемое каждым данным сюжетом. Особенно поражает в этом смысле страшное грозовое небо на эрмитажном "Распятии", печальная вечерняя заря с выдающимися на ее фоне шестами колесованных в картине того же сюжета в Гентском музее и удивительно странный вечерний пейзаж, предвещающий Эльсгеймера, в картине "Явление Христа на Тивериадском озере" в Барнард-Кастле.

Краски Гэмскерка почти всегда несколько условны, но и в этой черте он новатор, ибо в ней выразились его стремления к той красочной связанности, которой впоследствии стала так славиться нидерландская живопись. Во имя этой связанности мы найдем уже у него и силуэты, выделяющиеся на своеобразном опаловом небе, и определенное деление далей на три или четыре плана, из которых каждый окрашен в определенный тон - коричневый или серый и, наконец, бурые нейтральные "фолии", на которых особенно ярко выделяются пестрые фигуры, имеющие что-то стеклянное в своей ясной цветистости.