Венецианская живопись "Золотого века"
II - Джорджоне: душа, влюбленная в жизнь

2 - Жизнерадостная печаль Джорджоне

Джорджоне. Поклонение пастухов. Собрание лорда Аллендэля в Лондоне.

Одна "идея" первой достоверной картины Джорджоне "Мадонна со святыми" в соборе Кастельфранко (относимой обыкновенно к 1504 г.⁷) вскрывает эту чарующую таинственность души Джорджоне. Мастер поместил Мадонну в природе. Вид на открытую во все стороны местность дивно прекрасен. Все исполнено такой безмятежной тишины, кажется таким простым и естественным, что не замечаешь сразу странности общей "постройки" картины. Но когда начинаешь анализировать ее, то видишь, что Мадонна сидит на возвышении, с которого нет ступеней, и, следовательно, она как бы является пленницей, а святые у подножия - ее стражей. Представьте себе эту группу со стороны, "обойдите" вокруг огороженного святилища, и это впечатление отделенности и пленения приобретет даже мучительный оттенок. То именно, что окружающая природа передана с совершенством, с правдоподобием, достойными Дюрера и Перуджино⁸, придает какой-то особый, почти жуткий характер картине. Не сказывается ли и здесь основная черта Тангейзера-Джорджоне - его желание всеприятия и вытекающая отсюда внутренняя борьба, состоящая в примирении противоречий и в тщетных усилиях достичь гармонии? Что заставило Джорджоне класть преграды между Царицей Небесной и жизнью, которую художник, несомненно, любил с полной страстью? Что это - средневековое сознание греховности или же личное чувство непримиримости духа с плотью? И опять Джорджоне не показывает глаз своей Мадонны. Не одно желание придать скромность выражения Пресвятой Деве заставило его изобразить Марию с опущенными веками. Да и Мария ли это? Если Венера Джорджоне может показаться слишком целомудренной, чистой и "ангельской", то образ Мадонны Джорджоне смущает слишком очевидным отражением жизни. Это, несомненно, портрет любимой художником женщины⁹, которую он посадил на неприступный трон, которую он заставил опустить глаза, скрыть глаза, чтобы не видеть их и уйти от мучительных сомнений. Неизвестно, что тревожит больше: "циничные" ли глаза Джоконды или этот потупленный взор, в котором никому не прочесть разгадки¹⁰.

Джорджоне. Концерт. Лувр. Париж.

Стоит раз отметить эту основную черту Джорджоне - жизнерадостность, отравленную глубокой печалью, стоит раз познать эту чуткую, ничем не удовлетворенную душу, и станет ясным, что представляет собой творчество Джорджоне, а также чем отличается от него проистекающее из этого источника творчество художников, быть может, более могучих, но менее изощренных и способных на более легкое удовлетворение. Чудесными поэтами были многие современные Джорджоне венецианские художники, но недостает их творчеству той степени одухотворенности, которая присуща Джорджоне. И не надо это понимать в "литературном" смысле слова.

Поэзия Джорджоне не в одном замысле, но и в исполнении. Не то важно, что он изображает, а как он это изображает. Вазари не нахвалится на ту черту в творчестве Джорджоне, которую мы бы теперь назвали "натурализмом". Он видит в нем чудесного копировщика природы, почти какого-то чародея-фокусника, с бесподобной точностью имитирующего действительность. Но на самом деле более точно изображали видимость в самые же дни Джорджоне другие художники, например, Чима, Базаити, Беллини, не говоря уже о Дюрере, и гораздо увереннее и эффектнее передавал природу Тициан. Искусство Джорджоне - характерное искусство замкнутого и в то же время любвеобильного индивидуалиста. Под его кистью, в его красках самые простые мотивы получают жизнь и смысл, и опять-таки нельзя растолковать эти черты словами, а возможно их только почувствовать, изучая самые картины. Джорджоне насквозь живописец. Как характерно, например, то, что фрески, которыми он покрыл стены подворья немецких купцов в Венеции (от этой декоровки сохранился лишь полуистертый кусок под крышей), не представляли каких-либо рассказов, что было обыкновением в фасадной живописи¹¹, но изображали фантастические колоннады с фигурами среди них и лишь чисто-орнаментальные мотивы: трофеи и медальоны. Джорджоне творил образами, а не идеями, но, разумеется, в его образах были заключены прекраснейшие идеи, рожденные чрезвычайной его чуткостью и неугасимым пламененем его души.