История живописи
Итальянская живопись в XVII и XVIII веках
XIV-Сеттеченто
4 - Джованни Баттиста Пиранези
Венецианец Пиранези243 стал, вместе с Маньяско, Тиеполо и Гварди, одним из величайших любимцев нашего времени, и это понятно, ибо история знает мало художников, в коих возбуждение творчества проявлялось бы с такой силой, в коих было бы столько пламенения. Можно приводить все, что угодно, в доказательство упадка "итальянской души" в XVIII веке, - но один такой художник, как Пиранези, делает все эти утверждения шаткими, дает почувствовать, что вообще наше мнение о прошлом подвержено крайне сбивчивым недоразумениям. Это ли упадочник? Это ли сын больной, умирающей страны? Да одна титаническая сила, с которой Пиранези нагромоздил колоссальное свое творение, не имеет себе ничего равного. А затем удивительная способность быть одновременно и ученым и поэтом (никто не скажет, где кончается в Пиранези археолог и где начинается художник, где поэт переходит в ученого и фантаст в строгого исследователя) - не есть ли это показатель огромной, всевмещающей, всепретворяющей силы восприятия и творчества? Близорукие умы упрекали (да и до сих пор упрекают) Пиранези в том, что он, исходя из археологических изысканий, не умел сдерживать своей фантазии. Однако, спрашивается, что по самому своему существу ценнее: те ли крупицы так называемых знаний, которые может выискать при своем обследовании заправский археолог, или тот новый сказочный мир, который возникал в воображении Пиранези как следствие его экстаза перед мощью и красотой римского зодчества?
Пиранези готовился быть архитектором и декоратором, а на самом деле он лишь украсил (очень неудачно) маленькую мальтийскую церковь на Авентине и, кажется, не поставил ни одного спектакля. Однако его гравированный oeuvre весь в целом гениальное зодчество и театр "a grand spectacle", какая-то сплошная опера, в которой гремит и разливается сверхчеловеческий оркестр, а арии поются полубогами. Самих актеров, впрочем, не видно. Они в кулисах, и только ждешь их выходов. Но тем более распаляется воображение, тем более жуткими кажутся эти непроходимые, верстами тянущиеся под землей, темницы или эти исполинские дворцы с их мостами, колоннадами, ротондами, апсидами и лестницами. Фланировать по таким лабиринтам приучили уже художники крута Биббиены-Галли, и многое уже у них было полно сказочной красоты и таинственности. Но Пиранези означает по отношению к ним то же, что Рафаэль к Перуджино или Тициан к Беллини. У Пиранези архитектура, при всей своей сложности, получила что-то зрелое, мудрое, успокаивающее, статическое (недаром его так интересовали вопросы устойчивости и художник почти помешался на изучении подземных частей древних зданий), и даже там, где Пиранези дает полный простор своему увлечению, он "не теряет почвы", оставаясь достойным потомком боготворимых им созидателей-римлян.
Влияние офортов Пиранези (кроме них, сохранилось лишь несколько рисунков мастера) на современников было громадно. Совершенно правильно с них начинать "стиль империи", ибо уже в этих гравюрах сказывается та жажда завоевания, покорения, и в то же время то гениальное понимание "порядка", которые затем выразились в мировой карьере другого сына Италии XVIII века - Бонапарта. Но и в чисто формальном отношении появление Пиранези есть такое же чудо, как в свое время были чудесами появления Винчи или Рубенса. Скачок к Пиранези - даже от Паннини и Сервандони - представляется громадным, непостижимым. Паннини все же годен для будуаров, а портал Сервандони, при всей своей монументальности, отлично вяжется с узкими парижскими улицами, - следовательно, им присуще еще многое от того чувства уюта, которое создало всю "домашнюю" культуру нашей эры, резко отличающуюся от культуры древних. У Пиранези, наоборот, все формы, и вымышленные, и те, которые он срисовывал с натуры, обладают (и будь то самый ничтожный предмет: ваза, обломок орнамента или простая глыба камня) какой-то колоссальностью, отмечены печатью истинно цесарского величия; они годятся для площади, для дворцов на Палатине, для гигантских терм, но отнюдь не для комнаты и даже не для буржуазной улицы. Из всего, что создано Пиранези, единственным диссонансом являются его композиции каминов - и это именно потому, что самый "вкус к камельку" в нем отсутствовал совершенно, что весь Пиранези был обуреваем такими идеями, которые ничего общего не имеют с домашним очагом244.
4 - Джованни Баттиста Пиранези
5 - Пьетро Гонзаго6 - Мастера архитектурных картин243 Giovanni Battista Piranesi родился 4 октября в Mojano, близ Местре (крещен 8 ноября того же года в Венеции); сын каменщика и дочери капитана; ученик своего дяди, инженера и архитектора Маттео Луккези, состоявшего при "Magistrato delle Acque"; в перспективе его преподавателями были: К. Цукки (1682-1767 гг.) и позже - в Риме - братья Валериани. Первым ознакомлением с античным миром П. обязан, вероятно, своему брату, отличному знатоку древних авторов. В 1740 г. П., определенный в качестве рисовальщика к посольству, отправлявшемуся от Венецианской республики к папе, попадает в Рим, где он сходится на первых порах с группой пансионеров Французской Академии и где он издает в 1743 г. свои первый труд: "Prima parte di Architetture e Prospettive". Вероятно, не без значения было для него и знакомство с Nicola Salvi, строителем грандиозной Fontana Trevi, и с другим великим архитектором того времени - Luigi Vanvitelli; практические указания в искусстве гравировать крепкой водкой П. получил от сицилийца Vasi и от своего соотечественника Polanzani. В конце 1743 г. П. посетил Неаполь (где в это время шли первые раскопки погребенных городов), а в мае 1744 г. мы его застаем в Венеции (возможно, что в это пребывание он поступает на короткое время учеником к Тиеполо); в Венеции, около 1746 г., он работает над своей серией фантастических "тюрем" ("Carceri", дополненной после 1760 г.). Издатель Иозеф Вагнер дает П. средства снова отправиться в Рим, и здесь мастер, за исключением коротких отлучек, остается до конца жизни. Еще до 1748 г. Пиранeзи начинает работать над своей серией "Vedute di Roma"; в 1748 г. он выпускает "Antichita romana deTempi della Republica e de primi imperatori"; в 1750 г. - "Opere varie di Architettura prospettiva, grotteschi sul gusto degli antichi romani" (частью переиздание прежних офортов); в 1752 г. появляется сборник "Raccolta di varie Vedute di Roma si antica che moderna" (в сотрудничестве с другими граверами), а также два других описания Рима; в 1753 г. - "Trofei di Ottaviano Augusto"; в 1756 г. - "Le Antichita romane" в 4 томах, начатое в 1753 г. (всего 216 таблиц, 2-ое издание было выпущено сыном Франческо в 1784 г.); к 1757 г. относится оправдательное письмо к милорду Шарлемону; к 1761 г. - в ответ на анонимное английское сочинение и на апологию греческой архитектуры Davida Leroy ("Les ruines des plus beaux monuments de la Grece") - теоретическое сочинение "Della Magnificenza ed Architettura de romani" и "Rovine del Castello dellAcqua Giulia"; в 1762 г. выходит в свет "Lapides Capitolini"; в 1762 г. - монументальное исследование "Campo Marzio"; в 1764 г. - "Antichita di Albano"; в 1765 г. появляется письмо в ответ на критику Мариетта, превозносившего опять-таки искусство греков над римским "Osservazioni... di G. P. Piranesi sopra la lettra di M. Mariette"; в 1766 г. П. совершает вторичное путешествие в Помпею; в 1769 г. он издает серию проектов каминов и др. ("Diverse Maniere dadornare i cammini"); в 1771 г. - серию "Vasi, candelabre, cippi", посвященную И. И. Шувалову, и в том же году виды Пэстума. - С 1757 г. П. состоял почетным членом Лондонского общества антикваров, и это можно связать с его дружбой с знаменитым английским архитектором R. Adam, жившим в Риме с 1751 до 1755 гг. Единственной архитектурной работой мастера является его декоровка (скорее слабая) церкви мальтийских рыцарей на Авентине, относящаяся к 1765 г. Умер Пиранези в Риме 9 сентября 1779 г.
244 Любопытно, что даже виды современного Рима и других городов, встречающиеся в большом количестве в творениях Пиранези, имеют в себе все ту же черту колоссальности, хотя бы они изображали задворки, узкие, темные переулки, или сжатую домами площадь. При огромных или, скорее, полных знаниях перспективы, Пиранези никак не удается быть точным в пропорциях - настолько им владеет жажда грандиозности. Каждый вид он рисует точно не из непосредственной близи, а отойдя на большое расстояние. Иногда эта "мания отхода" даже приводит к обратным результатами. Так, San Pietro или Латеран кажутся у Пиранези скорее менее громадными, нежели на самом деле.