Нидерландская живопись в эпоху ренессанса
II - Начало возрождения

3 - Ян Госсарт-Мабюзе

В картинах, написанных Госсартом после поездки в Рим в 1508 г., уже определенно сказываются те черты, в которых неуступчивые приверженцы национализма усматривают "отравление". Ликам своих мадонн мастер отныне старается придать правильный и привлекательный овал, напоминающий Рафаэля, он старается дать их позам свободу и даже некоторую "nonchalence", высмотренную им в произведениях флорентийцев; он, видимо, также заботится о том, чтобы композиция была строго уравновешена и закруглена. Все это удается Госсарту наполовину; уроженец сурового севера, наивный воспитанник готики, он не мог сразу усвоить себе то, к чему художники благодатной и свободной Италии готовились с самых дней Мазаччио. Многое даже выходит у нидерландского мастера смешным, близким к карикатуре. Однако в других отношениях, там, где и ему удается связать свое и чужое, старое и новое, он создает нечто чрезвычайно ценное, пожалуй, более ценное (ибо более живое), нежели то, что творили в те же дни его соотечественники, не желавшие определенно примкнуть к новым формулам.

К ценным находкам Мабюзе принадлежит, между прочим, и своеобразная, изобретенная им архитектурная система. Среди фантастических декораций, украшающих фоны его картин, особенно прекрасен многоколонный павильон, в который он посадил свою прелестную Данаю Мюнхенской Пинакотеки (1527 г.). Картина эта целое откровение. Не говоря уже о том, что в ней мы можем как бы увидеть средневековую Венеру, освобожденную из плена заклятых подземелий, что здесь открыто сказывается редкое еще в то время на севере любование прелестью нагого тела, - картина эта поражает всем тем, в чем она забегает вперед и уже предвещает барокко. Так, под самой ротондой, в которой девушка так наивно ожидает сошествия золотого дождя, под этими хрупкими колоннами и под этой изящной картушью вверху мог бы подписаться Биббиена Галли, а вид, который открывается вдали, сделал бы честь не только таким позднейшим нидерландским мастерам вроде Стэнвейка и Дэлена, но и самому Паоло Веронезе. Даже вычурная готическая беседка, виднеющаяся в одном из промежутков между колоннами, не нарушает общей гармонии, а, напротив, легко и изящно дополняет остальное.

Вероятно, этих результатов Мабюзе достиг не без упорных усилий. Большая часть его картин утрачена, но все же то, что сохранилось, рисует нам ход его развития. Близко к тому "совершенству", которого достиг мастер в "Данае", стоит архитектура на "Мадридской Мадонне", подаренной в 1588 г. лувенскими гражданами Филиппу II. Здесь мастером использованы ломбардские (или венецианские) мотивы, и "неловкость варвара" сказывается лишь в их сопоставлении и в утрированно укороченной величине столбов. Большим примитивизмом отличается капитальное произведение мастера "Мадонна со св. Лукой" 1515 г. (Рудольфинум в Праге), в котором готика и ренессанс так сплетены, что не скажешь, где начинается одно и кончается другое. Даже в простых формах "профилей" карнизов и баз чувствуется это смешение двух, в сути своей непримиримых элементов. Зато сколько во всем любви и увлечения; как все, что осталось в воспоминании у Госсарта от его итальянских впечатлений, использовано художником, с каким усердием и мастерством выписано! Говорят, он усердно изучал в Риме древние памятники; это не отразилось в его картинах. Даже знаменитую группу "мальчика с гусем" (мы ее встречаем на пражской картине) он сумел так видоизменить, что ее легче принять за произведение эпохи барокко, нежели за античную скульптуру. Но разве не замечательно для ученика Давида то, что бронзового Геркулеса, стоящего на одном из выступов той колоннады, в которой Мадонна позирует евангелисту-живописцу, можно принять за изделие мастерской Поллайуоло или Верроккио?

Необходимо остановиться на техническом мастерстве Мабюзе. Как раз "Пражская Мадонна" есть одно из предельных достижений нидерландского возрождения в смысле перспективы и светотени. Мабюзе, как первый на новом пути, не мог не впадать в те ошибки, которыми отличаются его предшественники. Его архитектура слишком сложна, а отчетливость ее форм отвлекает внимание от действующих лиц. Зато какой громадный опыт и какая обостренная наблюдательность сказались в каждой детали, особенно в оттенках каменного пола, карнизов, капителей; как изучены все рефлексы, как мягко сплетены тени¹⁵, сколько воздуха во всей верхней части этого портика, в конхе над порталом, в плафоне над галереей; наконец, какая красота этот фон, изображающий озаренный светом двор готического замка!

В изображениях природы Мабюзе скорее идет по пути, открытому Массейсом, но и здесь более определенно сказываются следы итальянских влияний. Характерно, например, что он опускает изображение земного рая к ногам Адама и Евы, а не ставит фигуры праотцев среди ландшафта, как это делали Босх, Мемлинг и все прочие кватрочентисты и как это делали Патенир и даже П. Брейгель¹⁶. Притом в кусочке этого далекого пейзажа сказывается желание быть строгим и ритмичным как в формах гор, так и в густых массах растительности.