Живопись барокко в Венеции
IV - Веронезе

2 - Венеция Веронезе

Пальма, Савольдо, Кариани, Бассано не вполне изменили своим городам. Они и в Венеции не переставали быть до некоторой степени "провинциалами", как будто несколько дичившимися и суровыми; известный аромат "деревенщины" присущ творению каждого из них. Напротив, все картины Веронезе овеяны морским воздухом, залиты серебристостью морской сырой атмосферы и полны той праздничной истомы, которая есть выражение самой души обвенчанного с морем города. Любая картина Веронезе вводит сразу в понимание того, что такое Венеция - будь то пир среди пышной колоннады, две-три фигуры в саду или даже просто портрет. Ничего подобного не было раньше, и даже пышный Бордоне (которому многим обязано искусство Веронезе) кажется в соседстве с художниками этой группы сдержанным, робким, "буржуазным". В картинах, охватываемых именем Веронезе, Венеция как в зеркале увидала свой образ и залюбовалась, изумляясь собственной красе. Надвинулись потом несчастья, разорение и позор, но портрет остался жить в сотнях вариаций, разбросанных по всему миру. Эти картины сказывали всюду сказку о том, что где-то на волнах моря расположен "город чудесный", в мраморных дворцах которого в течение веков жили какие-то полубоги, имевшие право взирать на существование остального человечества, как на что-то низшее.

Паоло Калиари под конец жизни изобразил в плафоне огромной залы, на одной из стен которой должен был развернуться религиозный манифест Венеции в виде "Рая" Тинторетто, ее же политический   манифест   -   "Апофеоз Венеции"⁴¹. Однако, в сущности, не только эта картина, но и все искусство Паоло и его группы было направлено к той же цели - к созданию какого-то грандиозного и энтузиасткою апофеоза Венеции. Относительно убеждения здесь не может быть сомнений. Веронезе и его близкие были "влюблены" в "царицу Адриатики" и душу свою положили на служение ей. Обвиняют Веронезе в отсутствии религиозности⁴², в том, что его искусство имеет исключительно светский характер и отличается исключительно поверхностной красотой. Но это недоразумение. Искусство Веронезе, напротив того, насквозь мистично, но только верховной царицей для него была не тихая Дева Мария, а величественная Венеция, какое-то дивное существо, в одно и то же время и телесное и бесплотное, персона и идея. Однако нельзя даже сказать, чтобы Веронезе не был христианином. Созданный им образ Христа - истинно божественный лик, строгий и благой, печальный и ясный. Это нечто подлинно-вдохновенное, а не условная схема. Этого Христа художник неизменно изображал как бы в "гостях у Венеции", в гостях у города мытарей, Закхеев и куртизанок.

Это Христос-царь, пригласивший на пир жизни всех и довольный тем, что явилось так много, что все счастливы и счастливее всех верные его защитники, пламенные воины христианства - венецианцы⁴³. Иногда рядом с Христом на картинах Веронезе мы видим скорбную женщину в платке - это Его мать Мария. Настоящей же его героиней следует считать Магдалину, принимающую образы то Агари, то самаритянки, то Сусанны, всех красавиц Библии и истории, а в сущности являющуюся все той же прекрасной блудницей Венецией, вечно гордой своей сверхземной прелестью, но и вечно кающейся, беззаветно преданной своему Господу.